Поиск по сайту
Авторизация
Логин:
Пароль:
Регистрация
Забыли свой пароль?
Подписка на рассылку

Сетевое партнерство
РИЖАР: журнал рецензий
Сидоров А.И. В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII-X века. М.: "Наука", 2018

Помпоний Мела. Хорография / Под общей редакцией А. В. Подосинова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2017. – 512 c.

Марей А.В. Авторитет, или Подчинение без насилия. - СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2017. — 148 с.


Костяшов Ю.В. Секретная история Калининградской области. Очерки 1945–1956 гг. Калининград: Терра Балтика, 2009. 352 с.

Добавить рецензию | Мои рецензии

 
1941 год США СССР ММКФ Крым Петр I обзор Китай Ницше Новое время новое время новая история Санкт-Петербург Европа Россия Англия Италия Сталин варяги Москва Франко Грузия власть Вторая мировая война Первая мировая война Испания история Франция Украина история США Средние века Древняя Русь средние века история России История России Древняя Греция история Европы история России первой четверти XVIII в. история России середины XVII в. история Франции история культуры История Древнего Рима Великая Отечественная война Великая отечественная война история исторического знания рецензия Византия Британия Германия Киевская Русь холодная война Западная Европа философия репрессии идеология документы каролинги экономика Восточная Европа Латинская Америка гендерная история советская историография Александр I Александр III археология античность Прибалтика Декабристы геральдика агиография Сталинград Реформация Прохоровка переходные эпохи социальная история Российская империя Возрождение национализм колониализм православие Куликовская битва методология истории Французский ежегодник христианство антропология микроистория англоведение историческое знание политическая история историческое познание исторический источник историография франковедение Средневековая Русь Тихоокеанская война средневековый город международные отношения историописание Великобритания XX век
Костяшов Ю.В. Секретная история Калининградской области. Очерки 1945–1956 гг. Калининград: Терра Балтика, 2009. 352 с.

Костяшов Ю.В. Секретная история Калининградской области. Очерки 1945–1956 гг. Калининград: Терра Балтика, 2009. 352 с.

«...И дал Я вам землю, над которою ты не трудился, и города, которых вы не строили, и вы живёте в них; из виноградных и масличных садов, которых вы не насаждали, вы едите плоды».

Итак, бойтесь Господа, и служите Ему в чистоте и искренности; отвергните богов, которым служили отцы ваши за рекою и в Египте, а служите Господу. Если же не угодно вам служить Господу, то изберите себе ныне, кому служить, богам ли, бывшим за рекою, или богам Аморреев, в земле которых живёте; а я и дом мой будем служить Господу. И отвечал народ, и сказал: нет, не будет того, чтобы мы оставили Господа и стали служить другим богам! Книга Иисуса Навина, 24:13–15 

Новая книга профессора Российского государственного университета имени И. Канта Ю.В. Костяшова читается на одном дыхании как классический английский детектив. Автор держит читателя в напряжении вплоть до заключительного очерка, символически посвящённого «красному карандашу цензуры» (разве цензура – не последняя инстанция в движении текста к читателю?). Книга определена как серия очерков, поэтому обманется тот, кто ждёт скучного изложения событий в хронологическом порядке (как в старорежимных кратких курсах – от съезда к съезду с планами и отчётами). Автор свободен от хронологического невроза; он разрабатывает проблемы – в лучших традициях европейской историографии ХХ века. Композиционно книга состоит из четырёх разделов. Первый из них посвящён историческому сознанию, складывавшемуся в Калининградской области после войны. Медленно воссоздаётся образ «осаждённой крепости»: особый статус региона, введение спецпропусков для проникновения на его территорию, специфика советской пропаганды, тревожные ожидания периода начала «холодной войны» способствовали формированию такого типа психологии. В итоге местная довоенная история оказалась под фактическим запретом для изучения и пропаганды. 

Исследования немецкого периода, который зримо присутствовал в доставшейся советским переселенцам инфраструктуре и материальной культуре, не поощрялись. Археологические изыскания были организованы сразу после войны, однако их задача по замыслу советских идеологов заключалась в том, чтобы закрепить в массовом сознании стереотипную сталинскую формулу «исконно славянской земли». Немецкое историко-культурное наследие воспринималось переселенцами (и такая позиция всячески поддерживалась властями) как чужое и заметно уступающее по ценности советской культуре. Всякое обращение к нему было допустимо только для того, чтобы подчеркнуть превосходство социалистического строя над буржуазным. Высказывались даже радикальные предложения о разборке всех немецких зданий на кирпич – к счастью, эта инициатива не была реализована (с. 48). Но такая монотонная картина исказила бы историческую правду об этом трудном времени. Ю.В. Костяшов находит добрые слова о многих простых людях, оказавших сопротивление системе в силу своего профессионального долга или высокого культурного уровня. Ф.Д. Гуревич, руководившая археологическими раскопками в области сразу после войны, готовя научные отчёты, была предельно корректной в выводах по поводу этнической природы местного населения, находившегося «в тесном общении со славянским миром» (с. 23). 

Преподаватель Калининградского пединститута А.В. Мельникова инициировала разработку спецкурса по истории Кёнигсберга в 1949 г. (на следующий год она уже не преподавала) (с. 30). Калининградский учитель Прохорехин в 1956 г. призвал Управление по охране исторических и архитектурных памятников при Совете министров СССР спасти от гибели ценнейшие образцы немецкой архитектуры, включая стремительно разрушающийся Королевский замок (с. 40). Гражданин В.В. Любимов из Львовской области сигнализировал в газету «Известия» об опасности уничтожения могилы Канта и необходимости сохранить этот своеобразный памятник великому немецкому философу, которого уважал сам Ф. Энгельс (с. 43–45). Множество частных случаев убеждает читателя в том, что даже в условиях мощнейшей пропагандистской обработки населения и жёстко заданных идеологических рамок «дозволенного в освещении истории края» (с. 55) появлялись люди, находившие в себе мужество по достоинству оценить доставшееся новым жителям области культурное наследство. 

Второй раздел посвящён ранней демографической истории Калининградской области. Автор книги – хорошо известный специалист по этим проблемам, и здесь он предлагает ряд выводов, корректирующих традиционную картину. Оказывается, сразу после войны женщин в числе переселившихся в новый советский край граждан было в полтора раза больше, чем мужчин; и показатели сравнялись только к 1950 г. (с. 86). Такое соотношение было вполне естественным в то время: тяготы труда по восстановлению страны легли в первую очередь на женские плечи. Обычно в истории, которую пишут мужчины, женщины не очень заметны (в 1980 е годы сенсацией стали публикации немецких историков, документально подтвердивших, что «немецкое чудо» – это результат не столько деятельности выдающихся канцлеров ФРГ, сколько самоотверженного труда оставшихся без мужей и сыновей немецких женщин). Другая особенность послевоенной Калининградской области – молодёжь до 30 лет составляла 65% населения, что было значительно выше среднероссийских показателей (с. 86). Ранее считалось, что переселенческая кампания в Калининградской области была уникальной по масштабности, не имела аналогов в советской миграционной политике. 

Автор (на основе материалов Госархива Воронежской области) опровергает это мнение: среди многочисленных вербовок, организованных переселенческим отделом в Воронеже, наш край занимал «в этом списке далеко не первое место» после Крыма, Грозненской, Архангельской, Саратовской и других областей (с. 91). По планам советского руководства вербоваться должны были крепкие хозяйственники, чтобы обеспечить в кратчайшие сроки восстановление хозяйства. Приезжали же в массовом порядке далеко не высококвалифицированные работники – и в город, и в село; нередки были авантюры «профессиональных переселенцев», в погоне за льготами многократно заключавших договоры на переселение (с. 95, 128–129 и далее). Традиционная историография давала разные оценки масштабов «обратничества» – выезда жителей Калининградской области на постоянное место жительства за пределы региона – до 6,4% (с. 104). 

Опираясь на рассекреченные архивные документы, Ю.В. Костяшов произвёл собственные подсчёты и пришёл к выводу о том, что за 1946–1958 гг. из области выехало в десять раз больше – около 64% (почти две трети!) приехавших (с. 103–104). Такой сенсационный вывод радикально меняет сусальную картину послевоенного переселения на западный рубеж страны. Документы опровергают и предположение о том, что «закрепляемость» населения возрастала по мере «оседания» на территории; самые большие количества уезжающих приходятся не на первые, а на последние годы рассматриваемого периода. Причин «обратничества» много: во-первых, уровень квалификации переселенцев. Треть приехавших под видом крестьян были горожанами (с. 106), и им было нелегко закрепиться в сельской местности; около 40% городского населения составили селяне (с. 130). Это вскрывало недостатки вербовки, к которым также относилось некорректное преподнесение положения дел в новом советском крае. Как свидетельствовал секретарь Гвардейского райкома партии, вербовщики играли «на мелкобуржуазных чувствах отсталых людей» (с. 107). Бытовые условия в пережившем войну регионе не отвечали запросам советских граждан. 

Наконец, криминогенная обстановка, неопределённость будущего и разнообразные тревожные ожидания дополняли общую картину безрадостной жизни, от которой бежали новопоселенцы. Ю.В. Костяшов резюмирует: «В течение более чем десяти лет в области по сути не было постоянного населения», что формировало своеобразную психологию, в основе которой «было чувство временности пребывания на этой земле». Это чувство, по мнению автора, «в какой-то степени закрепилось в менталитете калининградцев» (с. 109). Следующий стереотип, безжалостно опровергаемый автором, – успехи в обустройстве и хозяйствовании первых колхозников на калининградской земле. Благостной картине автор книги противопоставляет наполненный конфликтами и противоречиями образ жизни советских крестьян. Однако и здесь для изображения колхозной жизни одной краски будет мало. Приехавшие в Калининградскую область колхозники оказались в новых и непростых для себя условиях, что «до крайности» обнажило «все застарелые язвы советского колхозного строя». В то же время миграция способствовала пробуждению «от спячки»: в новой среде колхозники стали смелее, свободнее в выражении взглядов, «решительнее в отстаивании своих прав и последовательнее в своём нежелании мириться с несправедливостью» (с. 123). Ю.В. Костяшов последовательно оспаривает устоявшиеся и освящённые официальной статистикой оценки. Плановая вербовка осуществлялась в 23 областях и автономных образованиях РСФСР, однако переселенцы прибыли из значительно (минимум вдвое) большего числа регионов; причём более всего переехало жителей из Смоленской и Ленинградской областей, где централизованная вербовка вообще не производилась (с. 135–136). Это ставит под сомнение результативность управленческих усилий организаторов переселения. 

Второй раздел вовсе не случайно назван «Заселение и депортация»: процесс заселения области советскими гражданами сопровождался выселением остававшегося здесь после войны немецкого гражданского населения. Ю.В. Костяшов сличает различные статистические данные и приходит к выводу о том, что в 1947–1951 гг. из региона выехало в Германию 102 494 человека, из которых лишь 29 тысяч проживало в областном центре (с. 172). Задержка депортации объясняется тем, что «советская администрация сочла целесообразным использовать труд местных жителей до прибытия в область переселенцев»: об этом со всей очевидностью говорят официальные документы (с. 169). Третий раздел книги – «Власть и общество» – посвящён сложным взаимоотношениям между военными и гражданскими властями, между властью и гражданами в широком смысле слова. Оказывается, и здесь бравурная тональность прежней отечественной историографии неуместна. Гражданская администрация постоянно выражала недовольство военными, организовавшими крупномасштабный вывоз трофейного оборудования и инвентаря; подсобные хозяйства воинских частей были нерентабельны; новопоселенцы беспрестанно жаловались на «уничтожение фруктовых деревьев» военными, а однажды был зафиксирован случай, когда «с индивидуальных огородов растащила весь посев картофеля Московская дивизия» (с. 182–183). Гражданским властям тоже не удавалось эффективно наладить нормальную жизнь; в 1946 г., по сути, отсутствовала система торговли, что не замедлило привести к голоду среди гражданского населения (с. 198–199). Вся нерациональность организованной переселенческой кампании отчётливо видна в том, что «роковым оказалось решение правительства о времени начала массового заселения области» (с. 207): несмотря на предложение некоторых здравомыслящих чиновников переселять колхозников в начале июня, чтобы они успели посадить картофель на своих участках, заселение началось в конце августа 1946 г. 

Поэтому голод и перебои в поставках продуктов питания не могли не осложнить и без того нелёгкую жизнь первых калининградцев. Что же происходило тем временем во власти? Книга Ю.В. Костяшова относится не к традиционной политической, а к социальной истории, поэтому внимания внутриполитическим процессам уделено совсем мало. Но без понимания природы советской и партийной номенклатуры невозможно адекватно оценить процесс становления новой советской области. Увы, диагноз и здесь неутешителен. Образовательный уровень руководящих партийных кадров был очень низким (из 250 партийных секретарей в 1948 г. высшего образования не имел ни один) (с. 228). В целом качество управления оказалось существенно ниже, чем в среднем по стране. Этому автор находит несколько объяснений: среди управленцев было много демобилизованных военных, не имевших опыта решения задач в мирных условиях; низкая квалификация присылаемых кадров сочеталась с их молодым возрастом, что «не всегда приводило к положительному результату»; наконец, если судить по данным правоохранительных органов, «среди руководящих работников оказалось немалое число авантюристов, проходимцев и просто жуликов» (с. 231–232). Исследователь констатирует, что низкое качество управления в Калининградской области представляет собой тем более печальное обстоятельство, что «масштаб и сложность здешних проблем были несравненно выше» (с. 232). Между тем, нечто общее с партийной номенклатурой в других советских регионах было. Ю.В. Костяшов методично восстанавливает условия повседневной жизни «совпартактива»: высокие в сравнении с другими трудящимися оклады, привилегированное снабжение, улучшенные возможности жилья, быта и отдыха, «психология трофейщины» и «хозяйственное обрастание» – все эти традиционные черты номенклатуры в полной мере реализовались в Калининградской области, усугубив низкое качество управления (с. 233–245). 

Вставной новеллой в книге, которой предпослан удачный заголовок «Апокалипсис по-калининградски», предстаёт история второго секретаря обкома партии П.А. Иванова, фронтовика и опытного руководителя (с. 247–260). Эта история уже в общих чертах известна тем, кто интересуется первыми годами Калининградской области: пришедший в ужас от масштабов разрухи, неспособности властей справиться с проблемами, вредительства со стороны военных, Иванов написал письмо И.В. Сталину с честным изложением дел. По решению Политбюро ЦК в Калининград прибыла комиссия под руководством А.Н. Косыгина, которая выработала ряд постановлений, определивших пути развития области. Перед итоговым заседанием бюро обкома П.А. Иванов застрелился. Атмосфера секретности, свойственная для сталинского времени, подчёркивается трагикомическим фактом, отразившимся в документах: «спустя три недели после рокового выстрела в постановлении ЦК и Совмина о хлебозаготовках в Калининградской области т. Иванову вменялось в обязанность “повседневно лично заниматься вопросами выполнения плана”» (с. 258–259). Вердикт Ю.В. Костяшова таков: принятые решения позволили, несмотря на всю непоследовательность их реализации, совершить «поворот в сторону лучшей жизни», к «относительному порядку и более разумному хозяйствованию». 

Эти перемены стали возможны прежде всего благодаря «одному человеку – Петру Андреевичу Иванову, честному коммунисту, бесстрашному человеку, талантливому руководителю, всей душой болевшему за край и живущих в нём людей. Ради них он и принёс себя в жертву» (с. 263–264). Впрочем, не без горечи замечает автор, трагический опыт П.А. Иванова научил калининградскую политическую элиту «вообще не предъявлять Центру никаких претензий, тем самым умалчивая об истинном положении вещей и ограничивая перспективы развития края» (с. 264). Последний, четвёртый, раздел книги «Идеология и пропаганда» – небольшой по объёму. Он включает три очерка – о структуре пропагандистского аппарата, о кампании переименований и о работе цензурного ведомства. Завершается раздел небольшим словариком – «Из лексикона эпохи позднего сталинизма». Большое плавание большого корабля неизбежно порождает вопросы и сомнения, открывает новые перспективы для будущих исследований. Книга Ю.В. Костяшова обостряет понимание некоторых трудностей, характерных для региональной историографии. Одна из ключевых проблем связана с источниковой базой. Автор в предисловии указывает, что «основу книги составили секретные документы из закрытых до недавнего времени фондов центральных и местных архивов» (с. 3). Именно в первом послевоенном десятилетии обнаруживаются «истоки тех экономических, политических и социальных проблем, которые давали о себе знать в последующие годы и обострились после распада СССР и превращения края в российский эксклав на Западе» (с. 4). Ю.В. Костяшов стремится облегчить пересмотр стереотипов историографии и массового сознания калининградцев. Действительно, объём проделанной автором очерков работы колоссален: ясно, что вереница сносок, подобно вершине айсберга, скрывает тома просмотренных архивных документов. Этой многолетней кропотливой работе Ю.В. Костяшов обязан своей репутацией самого авторитетного исследователя истории Калининградской области. Конечно, анализ рассекреченных документов сам по себе ещё не даёт бесспорных ответов на вопросы об истоках социальных и экономических проблем, актуальных для Калининградской области вплоть до наших дней. 

В фокусе внимания исследователя – государственная политика (в области культуры, решения социальных проблем, экономического развития, охраны исторического наследия и проч.) и самосознание калининградцев. Политика раскрывается на основе документов и материалов калининградской прессы, хотя эти источники специфичны и, конечно, нуждаются в критике. Ю.В. Костяшов показывает со всей виртуозностью то, что, даже несмотря на официозный характер документов, в них обнаруживаются улики, свидетельствующие о катастрофическом положении дел. Картина, нарисованная в официальных письмах, отчётах, докладах, далека от идиллической. И сам по себе этот факт характерен: масштаб проблем, с которыми столкнулась новая советская область, невозможно было игнорировать. Для реконструкции самосознания (Ю.В. Костяшов также использует популярный термин «идентичность») калининградцев партийных и ведомственных документов, как и материалов региональной и центральной прессы – недостаточно, они в первую очередь отражают установки властей; автором привлечены также источники иного рода – интервью первых переселенцев, собранные в ходе знаменитого проекта по устной истории, осуществлённого под его руководством в конце 1980 х гг. Устная история, как давно доказано, снабжает исследователя бесценным материалом, восполняющим многие пробелы в официальных документах. В то же время хорошо известны также ограничения возможностей устной истории, связанные с несовершенством человеческой памяти, наложением последующих впечатлений и т. п. Задача реконструкции исторического самосознания становится крайне сложной, требует новых методик, нетривиальных решений. Обращает на себя внимание то, что в монографии (как и в большинстве других работ калининградских историков) не использованы немецкие материалы, в том числе интервью депортированных немцев, воспоминания немцев о жизни в Калининградской области после войны, опубликованные на русском (М. Вик) и немецком (Х. Линк, Г. фон Лендорф и др.) языках. Характеристика сосуществования советских переселенцев и немцев (с. 167–168) – уникального опыта «соприкосновения с носителями западноевропейской <...> цивилизации» – дана без учёта немецкого взгляда. Не обеднит ли это обстоятельство картину секретной истории? 

Другая концептуальная проблема состоит в этнической идентификации калининградцев. Автор исходит из того, что большая часть переселенцев принадлежала к этническим русским, хотя точных данных нет (на с. 135 формулируется тезис о том, что переселенцы из национальных республик как правило принадлежали к титульной нации). Такая характеристика нуждается в детализации; с одной стороны, автор периодически объединяет всех переселенцев под термином «русские» (на с. 167 даже речь идёт о «русском мире»; в иных случаях обычно называются россияне), апеллирует в объяснениях к «русскому национальному характеру» (с. 70 – о присущих ему недоверии и неприязни ко всему иностранному). С другой, исследование приводит Ю.В. Костяшова к предположению о том, что этнокультурные различия переселенцев были сведены к минимуму, причём этот процесс на калининградской земле проходил быстрее, чем в других регионах (с. 144). Историческое сознание калининградцев – идеально-типическая конструкция, которая охватывает русских, белорусов и других, вплоть до литовцев и казахов, реакция которых на многие действия советской власти наверняка не была одинаковой. Перспективная задача – выявить характер поведения и самосознания иных этнических групп, которые иначе воспринимали советскую реальность. Однако эту задачу не выполнить на материалах опросов первых переселенцев восточнославянского происхождения (из 311 переселенцев с определённой национальностью, чьи интервью легли в основу книги «Восточная Пруссия глазами советских переселенцев», 92,6% русских, белорусов и украинцев, тогда как, например, литовцев, латышей или татар – по одному человеку). Автор своей осторожно высказанной гипотезой открывает здесь многообещающую дискуссию, которая требует новых материалов и новых исследований. В книге действуют как бы два эпических героя: переселенцы и власть. 

Первые, «лишённые этнического своеобразия» (с. 145), представляют «советский народ» в «наиболее законченных формах»; среди них есть честные труженики и авантюристы, но в целом они действуют, повинуясь единой логике социального и экономического поведения. Власть же, несмотря на наличие некоторых внутренних конфликтов (военные и гражданские, секретарь обкома П.А. Иванов и остальные), реализует общесоветскую стратегию, которая так же, можно сказать, обретает на калининградской земле «наиболее законченную форму» (привилегии и некомпетентность номенклатуры, идеологический прессинг и борьба с чужим наследством и т. д.). В книге изображена драма конфликта и сотрудничества Власти и Народа в сложнейший период послевоенного восстановления – не первая и не последняя в истории драма. После Х. Уайта нельзя игнорировать жанровое своеобразие историописания: драма будет здесь самым подходящим способом изложения событий. Становление области далеко от комедии, но и не выглядит как трагедия (хотя смертность от голода, депортация немецкого населения и самоубийство секретаря обкома несут в себе бесспорные трагические черты). Историк должен составить мнение о том, как развивались взаимоотношения Власти и Народа, однако интереснее всего увидеть исключения, казусы, тех, кто не вписывается в шаблонную схему взаимодействия двух сил. Автору книги удалось это дважды: в характеристике нескольких частных случаев сопротивления навязанной стратегии отношения к истории Кёнигсберга и в описании трагической судьбы П.А. Иванова. И это, может быть, самые интересные страницы книги! 

Что же остаётся за кадром? Кто не вписался в новую этнографическую общность – «советский народ»? Были ли специфические формы поведения неславянского населения, прибывающего в новый советский край? Не складывалась ли литовская национальная общность, заселяющая преимущественно приграничные районы Калининградской области? Не так уж очевиден и ответ на такой вопрос: входили ли в число калининградцев оставшиеся здесь немцы? Как они реагировали на метаморфозу исторической судьбы своей родины? Кто же в конце концов из немецкого населения всё-таки на страх и риск остался на территории новой области (по самым оптимистичным оценкам, таких людей было около 100 человек; кем они были? Какими мотивами руководствовались? Какие способы избрали для достижения своей цели, небезопасной для жизни?). Анализируя самосознание и поведенческие стратегии тех людей, которые не впис(ыв)ались в формирующуюся новую этнографическую общность, можно чётче обозначить её черты, а следовательно, больше продвинуться в решении обозначенных автором задач. Немцы всё же должны стать отдельным героем книги – может быть, уже другой книги; в очерках им уделено совсем немного внимания. 

Автор деликатно обходит стороной тему вступления советских войск в Восточную Пруссию и реакции гражданского населения; в этом смысле обращение к сюжету штурма Кёнигсберга по материалам «Особой папки» Л.П. Берия диссонирует с содержанием всей работы: полноценного описания того, «что происходило в Кёнигсберге накануне штурма и в первые месяцы после взятия города советскими войсками» (с. 180) нет; автор только намечает контуры будущего исследования, предлагая взглянуть на события на основе более широкого круга источников, включая немецкие. Но и повседневная жизнь немецкого населения в течение 1945–1951 гг. почти не нашла отражения в книге. Немцы предстают здесь как объекты – объекты эксплуатации советских властей (как трудящиеся, с. 169, и как прислуга у партийных работников, с. 238), равнодушия союзников (с. 162), социально-психологической дискриминации со стороны советских переселенцев (с. 167). Автор приходит к выводу, что «войны миров» не произошло; советские переселенцы и немцы жили в параллельных мирах, их траектории редко пересекались, и в силу ряда обстоятельств взаимная отчуждённость была в короткие сроки преодолена. 

Очевидно, однако, что эта тема нуждается в дальнейших исследованиях, и степень их успешности обусловлена состоянием наших источников: официальные документы едва ли содержат много достоверных сведений о реальной картине взаимоотношений советских граждан и немцев (здесь, конечно, плодотворным было бы сопоставление российских и немецких интервью). Жизнь немцев стала не самостоятельным явлением в истории Калининградской области, а всё же фоном для развёртывания отношений двух главных героев – советского народа и власти (случайно ли в перечне опубликованных источников, приведённом в завершающей книгу избранной библиографии по истории Калининградской области, отсутствуют мемуары и дневники оставшихся здесь немцев?). Эта исходная формула предопределена самими источниками – советскими официальными документами; но должна ли она воспроизводиться в современных исторических исследованиях? В конце книги читателю будет недоставать традиционной для такого жанра оценки исследовательской перспективы, в частности, характеристики недоступных источников. Какого рода материалы в архивах УВД, МВД, ФСБ остаются засекреченными? Насколько будет продуктивно обращение к немецким архивам, документирующим процессы депортации, к базам данных депортированных немцев с их материалами устной истории? В книге нет традиционного заключения. Мотивы, по которым автор очерков отказался от этого элемента композиции, не разъясняются. Может быть, это открытый финал, побуждающий внимательного читателя самостоятельно задуматься над выводами. 

Они, вообще-то, неутешительны: военные власти подвергли регион разграблению, прибывшие на смену им советские и партийные руководители отличались чудовищной некомпетентностью, скрывали масштабы реальных проблем от центра, но энергично способствовали утверждению деструктивного отношения к местному историко-культурному наследию; переселенческая кампания велась нерационально, переселенцы постоянно вводились в заблуждение, переселение осуществлялось несвоевременно и усугубило социально-экономические проблемы; Калининградская область заселялась людьми, далеко не всегда способными эффективно хозяйствовать (ни в городе, ни на селе), нередко просто авантюристами, а никаких рациональных планов их обустройства у власти не было, и вследствие всего этого произошёл исход около двух третей переселившихся из области. Такая картина фантастической расточительности и безответственности органично дополняет приговор сталинизму как одной из самых бесчеловечных политических и социально-экономических систем в истории ХХ века. Была ли альтернатива историческому пути, который проделала Калининградская область в первые послевоенные годы? После прочтения книги складывается уверенность в отрицательном ответе. Логика освоения завоёванной территории, исторический опыт поколений свидетельствуют о том, что в основных чертах утверждение советского строя и тоталитарной идеологии было неизбежным. Ветхозаветная формула справедлива и для двадцатого столетия: поселившихся в чужих землях древних евреев Иисус Навин поставил перед выбором, которого в действительности не было. В чужеродном окружении задача сохранения идентичности неизбежно обостряется; а когда политические (и духовные) лидеры недвусмысленно осуществляют свой выбор, народу остаётся лишь хором приносить присягу (что, впрочем, не исключает будущего тихого саботажа). 

Тем интереснее опыт тех людей, которые осмелились противостоять официальной идеологии и поплатились за это жизнью или карьерой; книга Ю.В. Костяшова – это ещё и своеобразный знак доброй памяти о том народе, который не безмолвствовал. "Секретная история Калининградской области" снабжена богатыми иллюстрациями, в том числе редкими архивными фотографиями. Это бесспорная удача издательства «Терра Балтика», которое уже приобрело известность своими публикациями по региональной истории. В конце издания приведены два библиографических списка – публикации автора по истории края и прочая новейшая литература краеведческого характера. Российская историография обогатилась сегодня новым исследованием, которое написано увлекательно и в строгом соответствии с требованиями академической науки; оно носит междисциплинарный характер, обогащаясь результатами демографии, истории культуры, исторической психологии, статистики – и обогащая гуманитарную науку в целом¬. Основанное на множестве источников, исследование даёт недвусмысленные ответы на многие вопросы, преодолевает разнообразные стереотипы как в науке, так и в общественном сознании. Издание очерков стало значительным событием в историографии ещё и потому, что оно ознаменовало долгожданное освобождение от груза советской идеологии, довлевшей над умами исследователей по существу всё послевоенное время. После этой книги невозможно писать историю края по-старому. Юрий Владимирович Костяшов раскрыл многие секреты прошлого самой западной российской области. Секретом остались только его творческие планы, реализация которых вызовет несомненный интерес у всех профессионалов и любителей истории Калининградской области. 

Опубликовано: Балтийские исследования. Вып. 5.  Калининград, 2009. С. 113-125.


Автор:  © Илья Дементьев

Тип:  Рецензия

Возврат к списку




MySQL Query Error: SELECT 'x' FROM b_event WHERE SUCCESS_EXEC='N' LIMIT 1[Table './worldhist_db/b_event' is marked as crashed and should be repaired]

DB query error.
Please try later.