Поиск по сайту
Авторизация
Логин:
Пароль:
Регистрация
Забыли свой пароль?
Подписка на рассылку

Сетевое партнерство
РИЖАР: журнал рецензий
Сидоров А.И. В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII-X века. М.: "Наука", 2018

Помпоний Мела. Хорография / Под общей редакцией А. В. Подосинова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2017. – 512 c.

Марей А.В. Авторитет, или Подчинение без насилия. - СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2017. — 148 с.


Пайпс Р. Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры /Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2008. – 252 с. – (Библиотека «Либеральная миссия»).

Добавить рецензию | Мои рецензии

 
1941 год США СССР ММКФ Крым Петр I обзор Китай Ницше Новое время новое время Южная Африка новая история Санкт-Петербург Европа Россия Сталин Италия Англия варяги Москва фашизм Грузия Вторая мировая война Первая мировая война раннее Средневековье Испания история Франция Украина история США Средние века Древняя Русь средние века история России История России история Европы Древняя Греция история Италии история России первой четверти XVIII в. история Франции история культуры История Древнего Рима Великая Отечественная война Великая отечественная война история исторического знания рецензия Византия Британия Германия Киевская Русь холодная война новейшее время Западная Европа философия репрессии идеология каролинги документы семиотика Восточная Европа Латинская Америка советская историография Александр I Александр III Прибалтика археология античность геральдика Декабристы Реформация пропаганда Прохоровка Сталинград Российская империя социальная история Возрождение колониализм национализм Куликовская битва Французский ежегодник христианство антропология микроистория консерватизм модернизация историческое знание политическая история исторический источник историческое познание историография франковедение Средневековая Русь средневековый город Тихоокеанская война международные отношения историописание Великобритания интеллектуальная история XX век
Пайпс Р. Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры /Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2008. – 252 с. – (Библиотека «Либеральная миссия»).

Пайпс Р. Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры /Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2008. – 252 с. – (Библиотека «Либеральная миссия»).

Открыв новую книгу известного американского специалиста по истории России и СССР Ричарда Пайпса, внимательный читатель сразу же обнаружит небрежность в логических построениях автора. В предисловии к русскому изданию Р. Пайпс формулирует основную идею своей книги об авторитарном характере российской политической культуры и приводит в качестве одного из аргументов результаты социологических опросов, которые показывают, что «русские, поставленные перед выбором между свободой и порядком … в большинстве своем выбирают порядок . Из этих опросов явствует, что свобода для них означает анархию и преступность». При этом здесь же он говорит о том, что это «ложный выбор, ибо эти два понятия прекрасно сочетаются» ( С. 7 ). Получается, что сама постановка вопроса некорректна, а значит, не следует делать поспешных выводов.

В книге «Русский консерватизм и его критики» Р. Пайпс предпринимает попытку проследить корни русской консервативной традиции. Термин «консерватизм» имеет разные значения в зависимости от политической культуры страны, ибо именно культура определяет, что консерватизм стремится сохранить. Квинтэссенцией русского консерватизма, по мнению автора, является самодержавие – сильная централизованная власть, не ограниченная ни законом, ни парламентом. Историю консерватизма он прослеживает с момента возникновения идеала автократического правления в начале XVI века, когда появилась русская политическая теория, до начала XX, когда, по крайней мере, на время эта проблема была решена введением конституционного парламентского режима ( C . 12 ). «Критики» самодержавия в названии этой книги – это мыслители и/или государственные деятели, которые тем или иным способом хотели ограничить власть государя, то есть, по существу, это либералы или либеральные консерваторы.

Таким образом, исследование представляет собой очерк интеллектуальной истории, но истории, связанной с действительностью. Р. Пайпс замечает, что идеи не возникают в вакууме, а те, которые все-таки возникают таким образом, беспомощны и потому представляют небольшой интерес для историка. По этой причине исследователь интеллектуальной истории должен объединять изучение идей с изучением тех конкретных социальных и политических институтов, в которых они появляются.

Круг источников, использованных автором достаточно широк, он рассматривает не только труды политических мыслителей и официальных идеологов (И.С. Пересветов, Ф. Прокопович, П.Я. Чаадаев, С.С. Уваров,), но и произведения писателей и историков (Н.М. Карамзин, А.С. Пушкин, М.Н. Погодин, Ф.М. Достоевский), путевые заметки иностранцев, взгляды государственных деятелей (М.М. Сперанский, П.А. Столыпин) и др.

В главе, открывающей книгу, Р. Пайпс анализирует причины появления в России политических институтов и практик, «породивших уникальную пропасть между правителями и подданными» ( С. 16 ). По мнению автора, эти причины следует искать в обстоятельствах возникновения Русского государства, культуре России, унаследованной от Византии и ставшей источником ее религии, а также в монголо-татарском ханстве, чьи властители правили Россией в течение двух с половиной веков.

Априори считая европейскую культуру образцом либерализма, автор анализирует российские реалии с точки зрения их соответствия этой модели. По мнению Р. Пайпса, европейские монархии сформировались благодаря синтезу трех элементов: наследия Римской империи, культуры варварских племен, которые завоевали ее, и католической церкви. В дальнейшем европейские традиции были дополнительно подкреплены двумя институтами, феодализмом и городскими коммунами. То есть власть европейских королей с самого раннего времени ограничилось множеством идей и институтов, как то: убеждением, что король обязан заботиться о благосостоянии своих подданных, уважать обычай и не издавать законов по собственной прихоти; что перед принятием решений, касающихся всей страны, он должен советоваться с народом, а главное, что он должен уважать собственность своих подданных.

Условия становления российской государственности были иными. Страна, в которой власть управляет огромными территориями и которая уязвима перед иностранными вторжениями, имела тенденцию к централизованным формам управления. Концентрации власти в руках русских правителей способствовало отсутствие частной собственности на средства производства и рынка предметов потребления. Города Московии, по сути, были административными и гарнизонными центрами, имевшими значительное сельское население, занятое крестьянским трудом и не знавшее местного управления. Конечным результатом этих обстоятельств стало то, что в средневековой Руси не хватало двух институтов, которые на Западе выполняли функцию ограничения власти королей: независимой родовой знати со средним классом и частной собственности на землю.

Р. Пайпс замечает, что такой менталитет существовал и в Европе – в период раннего Средневековья, например, у франкских королей Меровингов, тоже обращавшихся со своим королевством как с собственностью. Но на Западе в процессе развития общественное право наложилось на частное и породило представление о государстве как инструменте партнерства между правителями и управляемыми. В России такой эволюции не произошло из-за отсутствия факторов, сформировавших европейскую политическую теорию и практику, – римского права, и католической теологии, феодализма и торговой культуры городов.

Конечный результат такого политического устройства заключался в том, что правящая элита ни тогда, ни позже не рассматривали общество как образование, независимое от государства, имеющее свои собственные права, интересы и желания, образование перед которым они несли ответственность. Режим, не опиравшийся на народ, которым он управлял (а на самом деле даже отвергавший его поддержку), жил в постоянном ощущении опасности и страхе перед разрушением. Этот страх заставлял российских мыслителей, как и население в целом, поддерживать самодержавие как единственного гаранта внешней безопасности и внутренней стабильности. Это был замкнутый круг: русские люди поддерживали автократию, потому что чувствовали себя бессильными, и они чувствовали себя бессильными, потому что автократия не давала им никакой возможности ощутить свою силу ( С. 47 ).

Суверенитет, который Москва приобрела в результате освобождения как от монгольского, так и от византийского господства, заставил ее столкнуться с множеством политических вопросов. Это дало начало дискуссиям, ознаменовавшим появление в XVI веке русской интеллектуальной жизни. Политическая дискуссия, начавшаяся около 1500 года, между «нестяжателями» (Нил Сорский, Максим Грек) и «стяжателями» (Иосиф Волоцкий) касалась вопроса о монастырском землевладении. Однако полемика между этими двумя лагерями затрагивала и предмет, не относящийся прямо к монастырскому землевладению, – верховную власть.

Чтобы обезопасить свои владения и обеспечить монополию на религиозные обряды, официальная православная церковь предоставила «полную и безусловную поддержку самодержавной власти». Правитель, единственный подлинный христианский император в мире, при поддержке богословов был провозглашен как наделенный неограниченной властью – его подданные в буквальном смысле слова были его рабами, с которыми он волен был обращаться по своему усмотрению. У них не было прав, только обязанности. Он мог править один, без советников. Церковь, второй по значимости институт в стране, полностью подчинялась государству ( С. 64 ).

Политическая теория в настоящем смысле этого слова, не просто как компиляция идей, а как доктрина государства с объяснением его истоков и оснований, законных полномочий и его отношения к обществу, впервые появилась в России во время правления Петра Великого. Сам Петр был деятелем, а не мыслителем. Но это не означает, что ему не хватало идей. Одной из них было представление о суверенитете как о неограниченной власти. Другая привлекавшая его идея заключалась в том, что правитель и подданные несут обоюдную ответственность за создание «всеобщего блага».

Такова была теория. Однако на практике Петр продолжал патримониальную традицию, отказывая русским людям в каких-либо устремлениях и воспринимая их как подданных. Отсюда и тесно связанная с концепцией «всеобщего блага» концепция государственной службы, обязательной не только для знати, но и для всех остальных, включая и самого царя.

Если русская политическая теория появилась во времена правления Петра Великого, то общественное мнение возникло при его непосредственных преемниках, сначала при Елизавете, а в более развитом виде – Екатерине Великой. Это стало прямым следствием ослабления и затем окончательной отмены обязательной государственной службы дворянства, а также введения частной собственности на землю, впервые в России создавшей свободный имущественно обеспеченный класс.

При всем этом русские правители обращались с общественным мнением непоследовательно. Они поддерживали его, развивая высшее образование, потому, что хотели видеть Россию современной страной. Но как только общественное мнение становилось критическим по отношению к правительству, они обращались к репрессиям.

Просамодержавный консерватизм доминировал в российской политической теории и практике с начала XVIII до середины XIX века. Были заметны и либеральные веяния, защитники которых пытались каким-то образом ограничить самодержавие: или посредством бюрократических механизмов, которые могли регулировать выполнение царских указов и таким образом препятствовать ему, или посредством сужения его компетенции. Эти усилия пользовались поддержкой наиболее просвещенных слоев страны, включая некоторых членов высшего дворянства. И все же в итоге все эти усилия потерпели неудачу, и консерваторы одержали победу.

Во второй половине XIX века русский консерватизм претерпел радикальные изменения, вызванные несколькими взаимосвязанными факторами. Самым важным из них было унизительное поражение России в Крымской войне. С этого момента мыслящие русские люди стали осознавать, что причина поражения крылась не в военной неполноценности, а во внутренней слабости, в отказе вовлечь общество в социальную и политическую жизнь.

Либеральной традиции в России посвящена последняя глава книги «Недолгий триумф либерализма». Русский либерализм черпал свои идеи в Западной Европе: за небольшими исключениями, все его сторонники принадлежали к западникам, хотя большинство осознавало особенности России, а некоторые признавали правильной доктрину славянофилов. Движение прошло через два этапа: первый продолжался примерно сорок лет с 1855 по 1895, второй – с 1895 года до конца старого режима. На первом этапе либерализм следовал умеренно консервативной линии поведения, будучи готовым пожертвовать демократией в обмен на гражданские права; на втором этапе он перешел в политическое наступление, познав на опыте, что гражданские права и самодержавие несовместимы ( С. 197 ). Основными теоретиками либерально-консервативной школы в России являлись Константин Кавелин, Борис Чичерин и Александр Градовский. В частности, Градовский считал, что самодержавие полностью совместимым с гражданскими свободами и верховенством закона.

Такова была характерная черта российского либерализма во время правления Александра II и Александра III . Действительно, либеральный консерватизм был абстрактной и нереалистичной доктриной. Представление, что неограниченная монархия может с уважением относиться к гражданским правам, было далеко от реальности. По мере осознания этой реальности российское либеральное движение радикализировалось, его руководство переходило к тем силам. Которые были сосредоточены в земствах и требовали. А в 1905 году добились конституционного режима для России.

Ключевая ошибка Ричарда Пайпса, как и большинства представителей либеральной школы заключается в том, что Россия рассматривается исходя из соответствия «западному канону». Этот подход безусловно имеет право на существование, поскольку русская культура (особенно после петровских реформ) является частью европейской. Однако абсолютизация его приводит к неверному истолкованию существовавших институтов. К примеру, при анализе природы самодержавия, автор подчеркивает отсутствие сдерживающих институтов, традиционных для Европы, что дает ему возможность, сделать вывод о неограниченном характере царской власти и отсутствии у нее каких-либо обязательств. Однако следует помнить, что Россия была православной страной, где правитель воспринимался как пастырь своего народа. Соответственно за свой народ он должен был персонально отвечать перед самим Богом. Этим, среди прочего, объяснялась широта представленных ему полномочий.

Кроме того, Р. Пайпс достаточно небрежно обходится с историческим материалом разного времени, перенося современные реалии в иные исторические эпохи. Указывая на частную собственность, как на базовый институт европейской цивилизации, он с легкостью ее находит и в племенном строе, в античную и в феодальную эпоху. В то время как уже античные авторы указывали на сложный, двойственный характер права собственности в свое время, поскольку она сочетала черты как частной, так и общинной.

Не совсем корректно используются данные лингвистики, в частности терминология римского права. Пытаясь жестко разделить частное право от общественного (точнее – публичного), Пайпс говорит, что это выражалось в терминологии власти: potestas – государственная власть, dominium – частная власть. Что не совсем верно. К примеру, власть отца над своим семейством обозначалась как patria potestas , а власть римского народа могла звучать как dominium populi Romani . Корректнее говорит о potest а s как власти по отношению к людям, а dominium – к вещам.

Работа зачастую грешит тенденциозной расстановкой акцентов. Всячески подчеркивая неудачные попытки либерализации в России, Р. Пайпс упускает из виду тот факт, что постепенно система все же эволюционировала. Столь жесткое прерывание развития в 1917 году связано не столько с внутренним, сколько с внешними причинами – с Первой мировой войной.

Наконец, можно поставить под сомнение и базовый тезис, Р. Пайпса о либерализме европейского общества. Известно, что либерализм политических институтов на Западе компенсируется жесткими ограничениями со стороны самого гражданского общества, о «тоталитарности» и «репрессивности» которого в XX веке писали многие философы левого толка, в том числе – Сартр, Адорно, Маркузе.

Возвращаясь к упомянутому Р. Пайпсом выбору, правильнее будет сделать иной вывод. Следует говорить о двух сторонах общей европейской культуры, всегда ищущей разумный баланс между интересами общества и составляющих его людей. Ведь если европеец выбирает свободу , это не значит, что любой порядок для него означает рабство и тиранию.


Автор:  Константин Тасиц
Тип:  Рецензия

Возврат к списку