Tacitus (все сообщения)

Ловля блох на платье XVII в.

Признаться, я не помышляла, что по истечении трех лет с момента издания моей книги о Мазарини она по-прежнему будет привлекать пристальное внимание исторической и литературной общественности. Подобная ситуация радует, даже если реакция на книгу резко отрицательная, каковая и прослеживается в содержании недавней рецензии на нее к.и.н., доцента МГУ Д.Бовыкина, поскольку ее уважаемым автором не соблюден обязательный во всем мире «дипломатический протокол» написания работ подобного рода, в структуре которых, независимо от их характера, должна присутствовать хотя бы минимальная положительная часть. Прочитав настоящую рецензию, я собиралась ее проигнорировать и заняться более полезной работой, но все же пришла к выводу о необходимости ответить, дабы не вводить читателей в заблуждение содержанием ряда высказываний Д.Бовыкина в адрес моей книги.

В принципе, на моем месте может оказаться любой автор. Да, у меня есть досадные неточности, которые можно найти, если постараться, практически у всех, и большая часть которых во многом объясняется использованием конкретной литературы и источников, невнимательным редактированием и т.д. Достаточно только обратиться к, по мнению рецензента, «прекрасной монографии» о Мазарини Пьера Губера, в которой только на одной странице три «ошибки». Согласно французскому историку, император Матиас, а не Фердинанд II, покарал чехов в начале Тридцатилетней войны, Соединенные Провинции именуются Голландией (согласно Д.Бовыкину, это «ошибка», и к ней я вернусь ниже), а король Дании – «принцем империи», а не князем1. В таком стиле, если поставить цель, можно «разрисовать» всего уважаемого мною Губера, да и других авторов, но стоит ли это делать? Я предпочитаю адекватно оценивать всю книгу, ведь абсолютных истин в историописании, как известно, нет.
Иначе подходит к этому Д.Бовыкин, который, сконцентрировавшись на мелочах и полагая, что «автор (т.е. я), демонстрирует невероятно поверхностное» знакомство с сюжетами, которые затрагивает, в то же время, со своей стороны, демонстрирует, используя его терминологию, «невероятно поверхностное» знакомство с идеей книги, призванной, прежде всего, показать личностно-психологический образ Мазарини и его роль как политического лидера европейского масштаба в рамках формирующейся Вестфальской системы, каковым этот человек и являлся.

Поднимать все примеры «натянутых мелочей», пожалуй, не стоит. Не писать же несколько абзацев о том, например, что неточное выражение «один из предков» не подразумевает того, что знаменитый Талейран прямо происходит от оставшегося бездетным заговорщика маркиза Шале! Или что Генрих IV был первым Бурбоном на французском троне, а королева родила будущего (а не настоящего) герцога Орлеанского, что и имела в виду автор книги, и чего не мог (или не желал) понять рецензент. И вовсе не обязательно было упоминать в книге о смерти Кончино Кончини. Пространный пассаж рецензента об аббате де Сен-Сиране отнюдь не опровергает выдержек из моей книги, более того, в нем не учитывается генетическая связь между мистицизмом и янсенизмом. Стоит еще заметить, что многие из подвергаемых сомнению Д.Бовыкиным фактов отражены и в отечественной литературе, к которой часто обращалась автор книги, описывая внутреннюю жизнь Франции. Например, более 20 дуэлей на счету Бутвиля (или Бутевиля) насчитывает и П.П.Черкасов. Все же ровно 22 дуэли у английского историка Р.Кнехта2. Относительно центрального управления и магистратур Франции путаница имеет место, возможно, не у меня (я избрала один четкий информационный источник и его придерживалась)3, а в историографии в целом. В недавно вышедшей книге В.Н.Малова «Парламентская Фронда», с которой я с удовольствием ознакомилась, структуры центрального управления тоже несколько скорректированы4. Наука развивается, и это вполне закономерно. А тезис об «аренде» должностей магистратов суверенных судов Парижа прослеживается в книге Е.М.Кожокина5.

А теперь о более существенном. И мне, в свою очередь, становится грустно, когда Д.Бовыкин касается международных реалий времен карьеры и правления кардинала Мазарини. В рецензии присутствуют научная прямолинейность и категоричность, когда ее автор, не признавая ту или иную концепцию, объявляет, что это совсем не так, и совсем неверно. Во-первых, международные отношения первой половины XVII в. и, в особенности, мельчайшие перипетии Тридцатилетней войны, чему я уделила пристальное внимание, оказали решающее влияние на судьбу главного героя книги. Карьера Мазарини просто бы не состоялась без его успешной службы на дипломатическом поприще, он бы не встретился с Ришелье и не оказался бы во Франции. А уж рассуждать о его выдающейся роли в европейских делах, признанной в мировой историографии, без достаточного рассмотрения этих самых «дел» и вовсе невозможно.

Тезис о «естественных границах» Франции изъят из контекста книги. В принципе, общие рассуждения Д.Бовыкина о невозможности проследить какую бы то ни было устойчивую связь между завоевательной политикой французских монархов и идеей «естественных границ» со ссылкой на Д. Нордмана отражены в современной историографии. Но как специалисту по Французской революции не знать, что общим местом также является муссировавшаяся идея о «естественных границах» Франции по Пиренеям, Альпам и Рейну? Идея, которую лелеял Ришелье (а в главе о Великом кардинале об этом и говорится), и которая действительно стала реализуемой по результатам Тридцатилетней войны? Ведь эти результаты – не только Вестфальский мир, но и формирование Вестфальской системы, в рамках которой Мазарини, а затем и Людовик XIV могли претворять эту идею в жизнь.
Оторванным от реалий XVII в. звучит и мнение о том, что Республику Соединенных провинций нельзя называть Голландией, поскольку Голландия – одна из ее провинций, а только Нидерландами. Нидерландами, как известно, называлась территория, включавшая в себя и Нижние, сначала Испанские, а затем Австрийские Нидерланды, иными словами, Бельгия. Вот именно для того, чтобы избежать путаницы, в мировой литературе применительно к раннему новому времени Республика и именуется часто Голландией6. Понятия эти взаимозаменяемые. Кроме того, Д.Бовыкин, утверждая, что «едва ли формирование правовой и политической основы Нидерландов можно считать частью общеевропейского процесса, поскольку структура этого государства была в значительной степени уникальна», не осведомлен о том, что правовой и политический опыт Соединенных Провинций применил в английской практике статхаудер Вильгельм III Оранский, когда он стал английским королем после Славной революции 1688-89 гг.

В области английской истории автор рецензии, уверенно заявляя, что «Английская республика, появившаяся, строго говоря, за пределами Тридцатилетней войны, возникла по множеству причин, не имевших к войне никакого отношения», находится на позициях англоцентризма и изоляционизма, подвергшегося в последние десятилетия критике как в мировой историографии, так и у нас7. Вообще же тезис о взаимосвязи английских и европейских событий в середине XVII в. был у нас выдвинут еще Б.Ф.Поршневым, одна из монографий которого по истории Тридцатилетней войны переведена за рубежом8. Сегодня взаимосвязь английских и европейских событий в середине XVII в. отрицает либо тот, кто не знаком с международной документацией того времени, либо тот, кто находится в русле застывших традиционных представлений. В моей монографии «Дипломатия и революция. Две Английские революции и европейская политика XVII в.», положительно оцененной в мировой исторической науке9, подробно, на основе многочисленных источников, доказано влияние международных событий эпохи Тридцатилетней войны, явившейся катализатором европейского кризиса середины XVII в., на политические потрясения и трансформации в Англии этого периода.
Все подробно изложенные автором рецензии выкладки из известных работ А.Н. Савина, М. Кишлански и А С. Кута по поводу отношения ирландцев и шотландцев к Карлу II Стюарту, в принципе, справедливы, но зачем они приведены вообще? Ведь эти цитаты совсем не отрицают того, что инициатором роялистских восстаний был Карл, как свидетельствуют об этом документы и новые работы10, а как на это реагировали шотландцы и ирландцы - другое дело.

Наконец, Д.Бовыкин неточно информирован относительно работы издательства «Молодая гвардия», выразив удивление, что «при наличии в нашей стране известных и авторитетных специалистов по Старому порядку во Франции, издательство… не потрудилось отправить текст на отзыв одному из них». Рукопись моей книги была отредактирована известным специалистом по истории Франции Заслуженным деятелем науки РФ профессором А.П.Левандовским, который, как раз, и написал вступительное слово к книге. Д.Бовыкин, очевидно, столь внимательно знакомился с ее содержанием, что его не заметил.
Как видно, автор настоящей рецензии занимался, образно выражаясь, ловлей блох, реальных и воображаемых, на платье XVII в. Самого платья он так и не рассмотрел.

Л.И. Ивонина